***
Солнце клонилось к закату, заливая горизонт багрянцем и рождая причудливые тени на облаках. Без умолку трещали цыкады, почти перекрывая громкую перекличку певчих птиц в кронах высоких деревьев, которые, как молчаливые стражи со всех сторон обступили маленький зеленый островок.
На поляне, утопая в разноцветье трав, лежала девушка. В широко распахнутых в небо глазах, отражалась его безграничная синева и медленно плывущие облака, озаренные закатными лучами солнца.
И этой девушкой была я.
Я не чувствовала ничего, голова была пуста. Просто лежала, провожая глазами розоватые облачка. Спустя несколько минут, а может часов, ничем не занятая голова (видимо, застыдившись своего бездействия), попыталась понять. почему я тут лежу, когда должна открывать переход. В начале мысли не слушались меня, они расползались и никак не хотели думаться. Но я была настойчива. Мне удалось вспомнить как я дошла до этой поляны, как пыталась заговорить с Гранью. Вспомнила Женю, крик Райна и его отчаянные попытки поставить на мне защиту. Какая же я дура! И какие же они отличные психологи, так ловко сыграли на моих чувствах. Я даже восхитилась их злым гением. Вот так банально и просто взять и проткнуть ножом великую магиню, славную стахановку переходов. И сделать это руками моей самой близкой подруги. Как же трудно ей будет жить дальше после того как она убила меня.
Убила? Значит, меня больше никогда здесь не будет? Значит, все? С этого момента я окунулась с головой в водоворот отчаянья и воспоминаний, передо мной пролетела вся моя короткая и в общем-то никчемная жизнь. Было безумно жалко себя глупую, Женю, но больше всего было жалко моих родных. Как же они это перенесут, ведь у мамы сердце больное, да и папка в последнее время что-то сдал, все на ноги жалуется, никак до врача дойти не может. Мысли разрывали мою голову, терзали сердце и душу. Стало больно. Дьявольски больно, не человечески больно. В свой последний крик я вложила все мое короткое прошлое и так и не прожитое будущее, все свои мечты и мысли, радости и печали, всю себя. Мое протяжное и хриплое "Аааа!" взорвало лес и погрузило его в полную тишину на несколько долгих томительный минут. Меня не стало.
Я не видела как заискрило вокруг меня пространство, не слышала чужого такого же протяжного и пронизанного горем стона из уст мужчины, неведомо откуда возникшего рядом с моими телом. Не чувствовала как меня обхватили чьи-то крепкие руки, не ощущала покалывания чужой магии, бродившей по моим венам. Я плыла, плыла как те воздушные облака, подгоняемая только легким ветерком, еще не остывшим после погожего осеннего дня. Плыла, огибая стайки птиц, покидающих родные края вслед за уходящим летом. Я таяла и растворялась, я исчезала. Но ветерок, который так ласково подгонял меня раньше, вдруг, стал холодным и сердитым, он настойчиво не давал мне растечься по воздуху, с маниакальным упорством он вновь и вновь собирал меня в кучу, тормошил, щипал, толкал. Короче делал все, чтобы я не могла расслабиться. Я пыталась отмахнуться от него, уплыть, оттолкнуть, но ветерок вцепился в меня мертвой хваткой. Все мои усилия пропадали даром. И тогда я рассердилась, потемнела, заклубилась, во мне засверкали молнии, и я ударила, сверкнула, разрезав горизонт изломанной линией и раскатисто прогрохотала во след. И очнулась... уставившись в низкий беленый потолок, прямо надо мной затянутый маленькой паутинкой.
Закончив изучать переплетение тонких ниточек и многочисленные трещинки, оценила свое физическое состояние, запас магии был на нуле, но чувствовала я себя хорошо отдохнувшей и вполне здоровой. Рука невольно потянулась к ране под грудью, ощупала кожу под тонкой тканью, не больно. Неужели мне все приснилось?
� Глава 27.
Но разве могло мое изумление от отсутствия ранения сравниться с шоком, который я испытала увидев того, кто сидел в кресле в дальнем углу комнаты.
Он казался инородным телом в этой милой обстановке деревенского уюта: среди старой добротной деревянной мебели, среди множества расшитых салфеточек, занавесок, полотенец, среди запаха утренней сдобы и лесных трав, среди мирных звуков проснувшегося дома.
Темные отросшие волосы, в беспорядке свисавшие на лицо, словно их не единожды взлохматили нервною рукой. Напряженное аристократически бледное лицо, плотно сжатые тонкие губы. Длинные пальцы музыканта, так сильно сжимавшие ни в чем не повинные подлокотники кресла, что было видно их побелевшие костяшки. Человек, восседавший напротив меня, был не просто зол, он был в ярости. Она клокотала в нем, выплескивалась из белесых глаз, выходила наружу вместе с затрудненным дыханием, и была направленна именно на на ту единственную особь, находящуюся в комнате и изумленно таращившуюся на разъяренного мужчину.
Только мое крайнее изумление не позволило мне успеть испугаться. В следующую минуту мой молчаливый оппонент справился со своими эмоциями настолько хорошо, что у меня даже возникла мысль, что все увиденное ранее было лишь моей галлюцинацией, так же как и он сам, живой и во плоти, сверлящий меня взглядом. Холодное и отстраненное лицо мужчины только добавило мне сомнений. Может, я умерла и вознеслась куда-нибудь на небеса, где обитает потерянное тело Райна? Видимо, эта мысль тут же нашла отражение на моем лице, поскольку сразу же последовал ответ на мой невысказанный вопрос:
Ты не умерла.
Тогда что ты тут делаешь? - почему-то просипела я, словно мне не приходилось пользоваться голосом как минимум год.
Жду когда ты проснешься, - сообщили мне.
И долго ждешь? - продолжала сипеть я. Да, что же такое с моим голосом?
Вторые сутки. И тебе стоит поменьше разговаривать, пожалей свои связки.
А что с ними?
Сорвала, когда голосила на весь лес.
Значит, мне все это не приснилось. Я действительно была ранена, я умирала, но сейчас жива и даже нет и следа от ранения.
Допустим, след все же есть. Небольшой шрамик останется как напоминание о чьей-то большой глупости, - сообщили мне многозначительно глядя куда-то в область моей груди, едва прикрытой тонким материалом ночнушки. Непонятно от чего покраснев (то ли от стыда за свое поведение около Грани, то ли от выразительного взгляда, созерцавшего мои сомнительные прелести), повыше натянула одеяло.